"Все вопросы решаются в Москве"

О том, как Юшваев, Щукин и Тулеев делили "Разрез Инской", рассказывает "Тайга. инфо".

На очередном заседании суда по делу замов Тулеева следователь по экономическим преступлениям рассказала о критических балансах «Разреза Инского» и о том, что коллеги, допрашивая её, нарушали протокол. Один из четырех участников беседы магнатов Александра Щукина и Гавриила Юшваева вспомнил кличку «Гарик Махачкала» и преследования Ростехнадзора. Начальник водителя машины, в которой везли Цыганкова, взял у Щукина 270 миллионов рублей и написал на него заявление о вымогательстве.

Заявление «с целью соблюдения прав трудящихся»

Следователь по особо важным делам Оксана Рыбалкина работает во втором отделе по расследованию особо важных дел следственного управления С К России по Кемеровской области с 2008 года. В 2016 году руководителем её отдела был Юрий Шремф, а его заместителями Наталья Миллер и нынешний подсудимый Сергей Крюков. Также в отделе Оксаны Рыбалкиной трудился Артемий Шевелев. 11 июля 2016 года Рыбалкина проводила обыск с целью изъятия финансовых документов на «Разрезе Инском» по уголовному делу о невыплате зарплат.

Изначально обыск и выемку хотели проводить в день забастовки на шахте — 8 июля, когда там были представители обладминистрации, но время было вечернее и следственные мероприятия перенесли на понедельник — 11 июля.

«Перед тем, как мы туда поехали, у нас было проведено обычное мини-совещание в коридоре на втором этаже следственного управления, — сообщила свидетель. — Весь состав совещания я не помню, но Шевелев и Крюков были точно. Крюков объяснял, какие документы нужно изымать, и сказал «с целью тщательно соблюсти права трудящихся». Крюков рассказал коллегам о руководителях «Разреза Инского» и озвучил фамилию Цыганкова: данные были получены из другого уголовного дела, где сам Цыганков это признавал.
Дело имело большой общественный резонанс, потому что размер невыплаты составлял порядка 70 млн рублей, а на шахте работало более тысячи человек.

Отправляясь на обыск, Рыбалкина преследовала две цели: «соблюсти права трудящихся» и «изъять максимальное количество документов, отражающих фактическое финансовое состояние предприятия».

Чтобы «соблюсти права трудящихся» Рыбалкиной нужны были заявления самих трудящихся «о том, что их права не соблюдаются», а для этого, в свою очередь, нужно было «права трудящимся разъяснить». «Для начала это заявление никто никаким образом не истребовал, не просил и не желал его получения, — пояснила следователь, — в случае его появления я должна была передать его на регистрацию».

С постановлением о производстве обыска Рыбалкина от СКР и оперативные сотрудники УВД прибыли на шахту в 17:04, за несколько минут до их приезда ушел автобус со всеми работниками шахты. На рабочих местах почти никого не было, был «директор Месяц, который директорствовал примерно месяц» и начальник службы безопасности. Рыбалкина предъявила Месяцу постановление о производстве обыска, тот объяснил, что документы нужно изымать у разных сотрудников, которые уже уехали, доступа в их кабинеты у Месяца не было. Следователь предложила их вызвать на шахту. На рабочем месте оказалась бухгалтер, поэтому документы начали изымать сразу.

Рыбалкина расположилась в кабинете директора Месяца, ей приносили финансовые документы, она их просматривала, отбирала нужные для изъятия и заполняла протокол. «Я просматривала балансы и оказалась в легком шоке, — вспомнила следователь. — В итоговом балансе за 2015 год или за первый квартал 2016 года была указана задолженность по заработной плате порядка 70 млн рублей и больше 2 млрд рублей кредиторской задолженности, в составе этой кредиторской задолженности 700 млн рублей было за проплаченный авансом уголь, который ещё не добыт. Из этого я сделала вывод, что на июль 2016 года зарплату было платить абсолютно не из чего. Даже если бы шахта начала добывать уголь, то его пришлось бы года полтора отдавать бесплатно».

В документах Рыбалкина обнаружила большие задолженности перед внебюджетными фондами и перед бюджетом по налогам. «Предприятие находилось в критическом состоянии», — заключила следователь, имеющая экономическое образование.

В то время, как Рыбалкина разбиралась с документами, в кабинет директора Месяца вошел «председатель совета трудового коллектива» Юрий Кутенев, которого никто не звал. Он представился следователю, сообщил о невыплате зарплат и спросил, как ему вести себя в этой ситуации. Рыбалкина в рамках правовой помощи разъяснила Кутеневу его право написать заявление «с целью соблюдения прав», которое «будет рассмотрено надлежащим образом в надлежащем порядке, и по нему будет принято процессуальное решение». Кутенев никак не отреагировал и ушел, а через некоторое время вернулся с написанным от руки заявлением о привлечении к уголовной ответственности лиц виновных в невыплате заработной платы.

Почерк у Кутенева был ужасный, и Рыбалкина спросила, не может ли он заявление напечатать, Кутенев сказал, что «сегодня напечатать заявление возможности нет, но он может его забрать». «Я сказала, что раз уж вы заявление принесли, то я вам его не отдам, — рассказала Рыбалкина, — потому что у нас часто бывают ситуации, когда заявление не принимают, а потом начинаются жалобы на то, что заявление не приняли». Рыбалкина предложила Кутеневу принести распечатанное заявление, и тогда она заменит на него написанное от руки, Кутенев согласился и ушел, оставив рукописное заявление. Переписать заявление или внести в него изменения Кутенев желания не изъявлял. Рыбалкина позвонила руководителю следственной группы по этому уголовному делу Артемию Шевелеву и сообщила, что ей принесли заявление.
Напомним, предпрофкома «Разреза Инского» Юрий Кутенев свое заявление в процессе обозревал.

Самым запутанным моментом в показаниях Кутенева стало его заявление от 11 июля 2016 года в Следственный комитет на имя Сергея Калинкина, которое обозрели в суде. В заявлении Кутенев утверждает, что задолженность по заработной плате на «Разрезе Инской» за март 2016 года составила 63 млн рублей. «Прошу разобраться», — пишет Кутенев следователям. «Шевелеву разобраться по ст. 144 УПК», — говорит резолюция Калинкина на заявлении Кутенева. Сумму 63 млн рублей, как утверждает Кутенев, при написании заявления подсказала ему следователь. Заявление в С К Кутенев написал сам: «Это было мое волеизъявление». Хотя в начале заседания Кутенев по поводу этого же заявления пояснял: «Заявление попросила написать женщина следователь, я и написал. Сейчас не писал бы. Она просила написать «привлечь к уголовной ответственности», а я написал «прошу принять меры». Сказал, что, когда коллектив находится в таком состоянии, нельзя его баламутить, и не буду писать про уголовную ответственность, она сказала: «Ваше право». Я позвонил Торшину в терком, он сказал, что «прошу принять меры» — это нормальная формулировка. Также Кутенев сказал, что о возбуждении уголовного дела по его заявлению не знал, уведомлений от СК не получал и по делу не допрашивался.

«С ноября 2013 года статья 201 УК РФ (злоупотребление полномочиями) является статьей публичного обвинения, и для возбуждения дела по ней заявление не нужно, — пояснила следователь.- Смысл совещания в следственном управлении был в том, чтобы не препятствовать сотрудникам предприятия, если у них возникнет желание подать заявление. Кутенев сам появился с целью соблюдения прав трудящихся, его никто не вызывал и не приглашал, если бы он не появился, я бы никому эти права и возможности не разъясняла, потому что я об этом говорила Месяцу».

Месяц на разъяснение прав и возможностей ответил Рыбалкиной, что он «вообще ничего не понимает в финансово-хозяйственной деятельности, поскольку является инженером, и руководить предприятием его поставили». Всю финансово-хозяйственную деятельность ведет управляющая компания.

Рыбалкина признала, что в первый приход могла сообщить Кутеневу сумму задолженности, но диктовать заявление она ему физически не могла, потому что он писал его вне кабинета Месяца.

Продолжив изучать финансовую документацию, Рыбалкина пришла к выводу, что на «Разрез Инской» не поступали никакие финансовые потоки, счета были арестованы, все, даже самые мизерные платежи, осуществлялись по письмам директора «Инского» на имя Андрея Гайдина через управляющую компанию «УК Менеджмент». Свидетель считает, что само по себе это может быть составом преступления по ст. 201 УК РФ, потому что такая схема позволяет уклоняться от всех текущих платежей и от выплаты налогов, её используют многие предприятия с большими долгами и арестованными счетами. Возбуждение уголовных дел по ст. 201 УК РФ при установлении фактов расчетов по письмам было нормальной практикой для следственного управления, и прокуратура такие возбуждения не отменяла.
Вечером этого же дня Рыбалкина закончила следственные действия, изъяла документы, составила протокол и отвезла и документы, и заявление в следственное управление. Дальнейшая судьба заявления ей неизвестна, но его должны были зарегистрировать, потому что «иначе быть не может». Свои выводы о финансовом состоянии шахты свидетель доложила Крюкову и Шевелеву.

12 июля Рыбалкина до обеда занималась своими делами в управлении и никого из коллег не видела. После обеда к ней зашел Артемий Шевелев и посетовал, что ему нужно возбудить уголовное дело по ст. 204 УК РФ (коммерческий подкуп), но у него занят кабинет (кабинеты Шевелева и Рыбалкиной расположены через стенку) — там люди из обладминистрации общались с Цыганковым по делу «Разреза Инского».

Почти все время во второй половине дня Шевелев провел в кабинете Рыбалкиной, знакомился с финансовыми документами, которые она привезла накануне с «Разреза Инского», и планировал производство допроса по этому делу. «Думаю, Шевелеву не было известно, о чем разговаривали представители администрации с Цыганковым, — считает Рыбалкина, — иначе он бы мне об этом сказал, у нас были нормальные отношения, мы общались».

Возможность предоставления кабинета следователя для разговора подозреваемого с чиновниками Рыбалкина считает нормальной, если это помогает расследованию дела и не нарушает прав подозреваемого.

Рыбалкина в то время заканчивала два дела, которые находились у нее в производстве, поэтому судьбой Цыганкова не интересовалась, знает только, что «его сначала задержали, а потом отпустили».

Свидетель пояснила, что кажущиеся противоречия в этих показаниях вызваны неправильно расставленными акцентами: «должна принять заявление от представителя „Разреза Инского“ по ст. 201 УК РФ, если оно будет». «Мой допрос производился двумя следователями в течение четырех часов, если не больше, хотя на бумаге указано два часа, — заявила Рыбалкина суду. — Одного следователя отказывались вписывать в протокол. Мои замечания не были внесены в протокол. Поэтому, что там получилось в конце, я не знаю».

Некоторое время Рыбалкина работала следователем в ГУВД по Кемеровской области, когда одним из руководителей там был подсудимый Алексей Иванов, которого она охарактеризовала как человека коммуникабельного, со своеобразной манерой общения, он постоянно шутил и использовал сленг.

Миллиардер Юшваев не может срезать деньги с веток дерева

Пенсионер Владимир Маслов работал с 2014 года заместителем гендиректора «ЗапСубУгля» по безопасности и отвечал за внутреннюю и внешнюю безопасность подконтрольных Александру Щукину предприятий. Ранее Маслов возглавлял Ленинск-Кузнецкое УВД, по службе знаком с подсудимыми Калинкиным, Ивановым и Вернигором. «Одни милиционеры собрались и следствие, только мы с Вернигором залетели случайно с ними», — негромко пошутил подсудимый Щукин.

Шахта «Разрез Инской», по утверждению Маслова, ни в 2014, ни в 2016 году не являлась собственностью Щукина. В 2016 году администрация Кемеровской области попросила Александра Щукина как предпринимателя и почетного гражданина Кузбасса оказать помощь «Разрезу Инскому», когда там не платили деньги. Денежными потоками Маслов не занимался, но думает, что помощь должна была заключаться в пожертвовании в благотворительный фонд администрации «Милосердие». Свидетель слышал от кого-то, что просьба о пожертвовании в «Милосердие» исходила лично от Тулеева.

О том, что лава больше 10 месяцев идет по породе, и о ситуации на шахте Маслов знал, поскольку присутствовал на докладе посетившего забой директора «ЗапСибУгля» Сергея Гусакова Щукину. Гусаков говорил Щукину, что «Разрез Инской» в плачевном состоянии, зарплату не платят, комбайн в завальном состоянии идет по породе. Гусаков считал, что если начать вкладывать деньги в «Инской» сразу в июле, то уголь пойдет не раньше октября. Щукин отдал команду, и на его предприятиях вплоть до 2017 года ремонтировали оборудование этой шахты.

12 июля дляпоездки Вернигора, Крюкова и Исайкина Маслов по распоряжению Щукина выделял автомобиль с водителем. «Стою в коридоре, смотрю Несин бежит: „Александр Филиппович дал команду дать машину для Крюкова с Вернигором“», — рассказал свидетель. Антон Цыганков, в понимании свидетеля, был номинальным владельцем шахты.

«Когда развивались события в администрации или в следственном комитете, наши юристы туда выезжали, — вспоминает Маслов, — и привезли оттуда господина Цыганкова. Он сказал: „Я не хозяин предприятия. Вам придется встречаться и разговаривать с Юшваевым“».

Потом, 13 июля, Вернигор проверил данные о владельцах шахты, ими оказались Юшваев и Якобашвили. Вернигор принес Маслову в кабинет распечатку о Юшваеве «со всеми регалиями», и там показал её Щукину. Щукин позвонил помощнику Юшваева, экономисту, фамилию которого свидетель не помнит, и договорился о встрече.

14 июля Маслов сам отправился на «Инской» оценить ситуацию, на въезде на территорию никого не было, не было ни шлагбаума, ни блок-поста. Он объехал посты по периметру, поговорил с тремя встреченными охранниками из какого-тоновокузнецкого ЧОПа, они сообщили, что просто сидят и охраняют материальные ценности, а по ЧОПу большие долги.

Вечером в пятницу 15 июля на еженедельном итоговом совещании Щукин предупредил Маслова о предстоящей командировке.

В субботу 16 июля 2016 года Маслов со Щукиным полетел в Москву на переговоры с «реальным владельцем» акций «Разреза Инского» Гавриилом Юшваевым.

Зама по безопасности Маслова Щукин взял с собой, потому что «фигурант встречи был с криминальным прошлым» и «могли возникнуть проблемы от бандосов». «Мы войска никакие не брали, поехали вдвоем, — ответил Маслов на вопрос судьи, — мы же не ехали воевать, а ехали на переговоры».

Встреча проходила 16 июля в Барвихе, в принадлежащем Юшваеву ресторане. Маслов присутствовал на ней со Щукиным с самого начала. «Когда мы приехали к ресторану, — рассказывает Маслов, — Щукин ещё раз позвонил помощнику Юшваева, через некоторое время приехали три машины: Юшваев с двумя машинами охраны».

Прокурор: А у Юшваева имеется какое-то другое имя?
Свидетель Маслов: Вы имеете в виду его криминальное прошлое? Есть кличка «Махачкала». То есть, человек, который имеет за плечами определенный криминальный опыт, так скажем. Если честно говорить, то, по-моему, девять лет за разбой он отсидел.

Юшваев с помощником и Щукин с Масловым сели за стол. Охрана вышла.

Разговор Юшваев начал словами: «Я очень уважаю вашего губернатора, но я свое никогда никому не отдавал и не отдам».

Юшваев рассказал кузбасским гостям, что когда он создавал свой бизнес, ему за все приходилось платить, «какую сумму — это другой вопрос». Маслов расценил такое начало диалога как «небольшой наезд», «акт маленького нападения на нашу сторону», хотя ничего грубого сказано не было, и в общем встреча проходила доброжелательно «в радужных цветах», «никто ни на кого не рычал», претензий Щукину Юшваев не высказывал.

«Доминировал?» — спросил свидетеля судья Вялов, имея в виду Юшваева. «Естественно, его территория, его ресторан, — ответил Маслов. — Он, наверное, посчитал себя в чем-то ущемленным, не знаю. Но мы-то приехали реально разговаривать, по крайней мере, Александр Филиппович. И когда Юшваев сказал, что привык платить за все, мы сказали, что мы ничей бизнес не забираем, и его в частности».

«Мы приехали вести переговоры в плане того, что есть губернатор, который попросил Александра Филипповича заплатить зарплату и сделать какие-то вложения, — продолжил свидетель. — Разговор шел о шахте „Разрез Инской“. Юшваеву экономисты говорили, что там все замечательно. Надо было видеть, как Юшваев смотрел на экономиста, когда Щукин начал ему рассказывать, что происходит на шахте. Что, образно говоря, там пьют, курят, спускаются в забой — там лежаки стоят, там мусор, там они спят, потому что работать нечем. Лава не идет, идет завал, они начинают чистить, а чистить нечем — одна лопата на всю бригаду, поэтому тут же и выпивают. Дисциплины не было, люди были предоставлены сами себе». Щукин сказал, что уголь в лучшем случае будет в октябре, если начать работу немедленно. Юшваев во время рассказа Щукина смотрел на своего экономиста, и тот «реально маленько садился», потому что накануне «рисовал бизнесмену картину, что всё будет хорошо, и в августе пойдет уголь».

Вывод, что помощник Юшваева — экономист, Маслов сделал из того, в разговоре он «апеллировал цифрами» и объяснял что-то о задолженности, про возможность займа. На что Юшваев отвечал: «Ты понимаешь, что у меня нет дерева, на котором растут деньги, я не могу их срезать с веток». Впоследствии Маслов с подсказки вспомнил, что фамилия помощника-экономиста — Горин.

Маслов в разговоре сообщил Юшваеву и Горину, что «губернатор дал команду оказать „Разрезу Инскому“ практическую помощь в лице подготовленных специалистов и так далее». Юшваев выглядел «удрученно». Возможно, Горин и сам не знал ситуации на шахте, потому что там не был, а ориентировался на доклады местных управленцев.

Юшваев признавал, что шахта находится в больших долгах, примерно 8−9 млрд рублей, но говорил, что это — ерунда, и главное на данный момент заплатить 1,2 млрд рублей каких-то срочных налогов и первоначальных долгов, «чтобы шахта поехала». Форбсовский миллиардер из Москвы сказал кузбасскому коллеге, что шахта для него — не основной актив, что он не занимается угольным бизнесом и «для него это темный лес», а те люди, которые ему докладывают, скорее всего вводят его в заблуждение. Юшваев жаловался Щукину, что «Разрез Инской» убыточен и он «замучился вбухивать туда деньги», что угля нет больше года, и что нужно до 20 июля погасить задолженность по заработной плате.

Свидетель, подчеркивая, что он «вообще-то подчиненный», и Щукин не всем с ним делился, сообщил, что губернатор Тулеев поставил Щукину задачу встретиться с Юшваевым и «решить вопрос»: либо Щукин заходит на «Инской» и наводит там порядок, если предприятие готово, чтобы Щукин взял его под управление, либо Щукин выкупает предприятие, тогда какова его цена. В ресторан Юшваева Щукин с Масловым прилетели поговорить именно об этом.

«Юшваевым была оглашена сумма, за которую он готов продать „Разрез Инской“, — утверждает Маслов. — Он сказал, что не может дешевле, потому что должен заплатить налоги». Впрочем, сумму свидетель назвать отказался, ссылаясь на коммерческую тайну, и предложил узнать её у Щукина лично. Юшваев предлагал начать Щукину работать 50% на 50% с последующей передачей ему всей шахты, поскольку «Инской» не являлся его основным активом.

Потом Юшваев попросил своего помощника и Маслова пересесть за соседний столик, и минут двадцать общался со Щукиным с глазу на глаз. О чем шел разговор, свидетелю неизвестно. Когда Маслов вернулся за столик, то «по выражению Юшваева и Щукина» он понял, что «они очень хорошо поладили и договорились».

Юшваев улетал то ли в Канаду, то ли в Америку до 1—2 августа. 2 августа Юшваев и Щукин договорились встретиться с юристами и подписать договор о передаче акций за обозначенную сумму, встали, «обнялись-поцеловались, образно говоря». Юшваев в знак расположения предложил гостям подвезти их, но они были на своей машине, сели в неё и уехали.

Из машины Щукин пытался дозвониться до Тулеева, но секретарь его не соединила. Щукин приехал в московскую квартиру, ушел отдыхать, а после, встретившись с Масловым, рассказал ему, что дозвонился-таки до Тулеева, которому сообщил, что договорился с Юшваевым взять «Инской» в управление и выкупить 50% акций. Тулеев сказал: «Молодец, что договорился».
Дальше «происходили банальные вещи». Маслов вечерним рейсом улетел в Новокузнецк. Щукин остался в Москве, откуда собирался отправиться в отпуск.

Утром следующего дня, около 10:00, Щукин позвонил Маслову в Новокузнецк спросить, как он долетел, на тот момент все договоренности с Юшваевым оставались в силе. Через несколько часов, около 15:00, Щукин перезвонил и сказал: «Мы на „Инскую“ не заходим. Работать не будем. Все».

АМАН ТУЛЕЕВ НАЗВАЛ АБСУРДНЫМИ ОБВИНЕНИЯ В АДРЕС СВОИХ ЗАМЕСТИТЕЛЕЙ

Маслов поинтересовался, как быть с докладом Тулееву и с договоренностями с Юшваевым? 3ам по безопасности считал, что доложить губернатору, а потом «включить заднюю» — чревато для бизнеса серьезными проблемами. Щукин ответил: «Мы ничего не подписывали. Я слово сказал — слово взял. Я не хочу там работать».

«Это его решение. Решение человека, который платит деньги, он мне его не объяснял, — рассказал свидетель. — Я не знаю, что произошло. Он отказался». Маслов передал решение Щукина Гусакову и сказал выводить людей с шахты.

На «Разрезе Инском» к этому моменту «вместо директора, который все провалил» руководил исполняющий обязанности с шахты «Грамотеинской», «Инскому» уже были выделены деньги на необходимые средства производства: лопаты и метлы, а оттуда на предприятия Щукина поступало для ремонта изношенное оборудование. Маслов считает, что деньги за ремонт рештаков «Инской» заплатил из-за того, что события «стали разворачиваться плохо», иначе ремонт стал бы для щукинского завода бесплатным. Лопаты и метлы так и остались на шахте.

«Мы обсуждали между собой кличку или погоняло данного человека…», — стал описывать ход рассуждений Маслов. «Давайте, прозвище», — предложила прокурор. Маслов согласился: «…прозвище одного из совладельцев этого предприятия. В связи с тем, что человек имел криминальное прошлое, более того его ассоциировали чуть ли не как с вором в законе. Я не вникал, пусть это компетентные органы определяют. Я полагаю, что он, наверно, один из криминальных авторитетов. На встрече мелькнула такая фраза, когда было сказано, что в отношении собственника, который имеет 51% акций СК возбуждено уголовное дело, Юшваев сказал: „Как возбудили, так и прекратят“. Я отметил, что за этим делом стоят серьезные люди. Он пренебрежительно ответил: „Мелкий вопрос, решим. Все вопросы решаются в Москве“».

После настойчивых повторных вопросов обвинения Маслов повторил, что не присутствовал при разговоре один на один, но слышал, что сумма которую Юшваев запросил у Щукина составляла 600 млн рублей, это была половина от 1,2 млрд рублей задолженности шахты по налогам.

«Что попало ты говоришь, Владимир Сергеевич, — отреагировал подсудимый Щукин. — Ты ж не присутствовал. Я ему говорил, как люди говорят: сперва акцию надо оценить, а потом говорить ихнюю цену». «А я сразу сказал, что я не присутствовал, — согласился Маслов, — я слышал про это, но как на самом деле, я не знаю».

В суде огласили показания Маслова от 17 ноября 2016 года: «Гарик не возражал против смены специалистов на шахте „Инской“, сделал Щукину предложение работать вместе, то есть Щукин заходит на шахту „Инская“ и полностью налаживает там производство угля. Для этого Щукину нужно заплатить Гарику 600 млн рублей. Гарик говорил, что у шахты 600 млн рублей долгов по налогам, и 600 млн рублей Гарик вложил в нее займами. Если Щукин заходит на шахту, то он платит Гарику 600 млн рублей, это погасит налоги, в действительности это цена 50% акций предприятия. Через пятнадцать минут разговора меня и помощника попросили удалиться, и Щукин с Гариком минут сорок разговаривали один на один, после чего охранники нас пригласили. Разговор уже закончился, Щукин сказал, что ему нужно подумать о приобретении 50% акций „Инской“, и спросил Гарика про 9 миллиардов долгов, на что Гарик ответил, что эти 9 миллиардов он уберет. Что это за долги, и откуда они взялись мне неизвестно, но Щукин уже тогда знал, что у шахты имеются долги в 9 млрд рублей».

Маслов пояснил суду, что оценку предприятия никто не проводил, а вывод, что 600 млн рублей — это стоимость 50% акций «Разреза Инского», он сделал из разговора, и это его предположение.

19 июля Щукин был отпуске. «В „ЗапСибУголь“ стали звонить из администрации и спрашивать, почему мы убрали своих людей. Мы отвечали, что собственник принял решение, что мы не будем оказывать никакую практическую помощь, — сообщил Маслов. — После этого начались проблемы у шахты „Полосухинской“ и шахты „Грамотеинской“. Как обычно, когда хотят о чем-то „договориться“, отправляют Ростехнадзор, они закрывают предприятие. Таких проблем не было никогда: только мы через суд запускали шахту — её на следующий день опять останавливали. В СМИ было много негатива, писали, что шахта „Полосухинская“ одна из самых плохих, хотя она, может быть, лучшая в области. Про Александра Филипповича, что он сбежал за границу, про „ЗапСибУголь“ — все писали плохо. Было ощущение что дали команду лить грязь».

Также Маслов вспомнил, что проблемы с приостановками Ростехнадзором принадлежащих Щукину шахт «Полосухинской» и «Грамотеинской» начались с апреля 2016 года, после того как Щукин «из-затого, что не было денег», не полностью внес в благотворительный фонд «Милосердие» взнос более 100 млн рублей. Приостановка «Полосухинской» на пять суток — это миллионные убытки. «Сегодня пыль на датчиках, завтра ещё что-то, послезавтра опять датчики — и так по кругу, пока деньги не пошли», — объяснил суть претензий Маслов. Когда платеж был внесен, проблемы заканчивались.

В ходе дальнейшего допроса выяснилось, что 24 марта 2016 года Щукин перечислил в фонд «Милосердие» 100 млн рублей, ещё 100 млн рублей должны были уйти в фонд в мае — июне 2016 года, но денег в то время не было, и он отказался.

Из обладминистрации настойчиво звонили Щукину, говорили, что его взнос нужен, чтобы снять социальную напряженность и выплатить зарплаты шахтерам на других предприятиях. Щукин говорил заму по безопасности, что деньги придется внести.

6 июля 2016 года Новокузнецкое территориальное отделение Ростехнадзора вынесло предписание приостановить участок шахты «Полосухинской» на пять суток и проведение горных работ на десять суток, была приостановлена добыча угля на 5 суток, 7 июля это же подразделение Ростехнадзора приостановило работу другого участка на шесть суток, и добычу угля на четверо суток. 8 июля Щукин с расчетного счета «ПТК Уголь» перечислил в фонд «Милосердие» 50 млн рублей, 11 июля еще 20 млн рублей.

С 8 по 19 июля проблемы с Ростехнадзором прекратились, но после отказа Щукина «оказывать практическую помощь „Инскому“» возобновились, и еще подключились СМИ. Ночью 18 июля и днем 19 июля сотрудники Ростехнадзора выписали пять предписаний, четыре из которых приостанавливали деятельность «Полосухинской» на пять, восемь и двадцать суток. В общем, в июле 2016 года работа шахт «Полосухинская» и «Грамотеинская» приостанавливалась семь и четыре раза соответственно, больше, чем когда-либо раньше. 25 июля Щукин перечислил в фонд «Милосердие» еще 30 млн рублей.

Маслов делает из этих событий вывод, что хотя Ростехнадзор структура федерального подчинения, команды туда отдавал кто-то из администрации области.

«Максим Юрьевич заявил, что я пытал его в кабинете, а он от меня всегда веселый выходил»

Коммерческий директор ООО «Магма ТЭК» Максим Несин был поставщиком предприятий Александра Щукина, в 2014 году интегрировался в принадлежащий Щукину холдинг. В июле 2016 года в офисном здании «ЗапСибУгля» в Новокузнецке на улице Черноморской, 1 Несину на мобильный позвонил Щукин и попросил спуститься к нему.

Кабинет Несина располагался на третьем этаже. Несин спустился в 108-ой кабинет Щукина, там был Владимир Маслов, Несин докладывал Щукину текущую рабочую ситуацию по поставкам светлых нефтепродуктов. Вошел Геннадий Вернигор. Щукин сказал, что ему бесконечно звонят «сверху» из обладминистрации и нужно съездить в Кемерово в связи с забастовочной ситуацией на шахте «Разрез Инской», разобраться.

Присутствующий на заседании свидетель Константин Крюков обратил внимание, что он не заходил в здание на Черноморской, 1, а сразу пересел из своей машины в автомобиль к Козлову и Вернигору.

Вечером Несин созванивался с Козловым, тот сказал, что по дороге в районе Грамотеино они подобрали Исайкина, потом приехали к какому-то серому зданию, кажется, к следственному комитету, в Кемерове, а обратно вернулись поздно ещё с одним человеком — Цыганковым.

На следующий день Козлов рассказал Несину, что в машине шел какой-то разговор про шахту «Инскую», нарушение, задолженности и документы. Цыганков — управляющий «Инского» говорил собеседникам, что не является основным бенефициаром предприятия. Обсуждали возможность как «расшить» шахту: какие нужно произвести действия, чтобы правильно забрать ее в управление и решить вопросы с задолженностью по заработной плате. Щукин назначил в Москве встречу с главным мажоритарием «Инского» Юшваевым, чтобы обсудить дела шахты. Щукин с Масловым улетел в Москву, а оттуда в Лондон. Большую часть информации о происходящем Несин знает из разговоров с коллегами. Например, Вернигор «изучил статью» о Юшваеве и говорил, что это «очень серьезные люди», нужно «к этой структуре сделать правильный подход» и организовать встречу. Разговоров о переоформлении шахты свидетель не слышал.

Щукина Несин охарактеризовал как человека, который «конструктивно подходит к своим делам».

Подсудимый Щукин спросил Несина: «Вы говорите, что отправили свой автомобиль, он был ваш или служебный и принадлежал „ЗапСибУглю“?» «Это был мой личный Мерседес, никакого отношения к холдингу он не имел», — ответил Несин. «Интере-е-есно», — с сомнением протянул Щукин. «А может быть он был сдан в аренду компании», — неуверенно заявил Несин.

Так же свидетель сообщил, что с ноября 2016 года у него проблемы с бизнесом, сорваны многомиллионные поставки, идут бесконечные суды, по телефону долбят вопросами про топливо, поэтому он не вполне хорошо себя чувствует и имеет проблемы с памятью.

В ноябре 2016 года Несин обращался в правоохранительные органы с заявлением о привлечении к уголовной ответственности Щукина и Маслова по ст. 163.3 УК РФ (вымогательство), считая, что Щукин захватил его компанию «Магма ТЭК» из-за того, что в ноябре топливо, предназначенное для поставок, замерзло в цистернах на нефтебазе, и его разморозили только весной. Объясняя происхождение заявления о вымогательстве, свидетель сказал, что в ноябре 2016-го его и сотрудников фирмы не пускали на третий этаж Черноморской, 1 в офис «Магма ТЭКа». Одновременно с подачей заявления о возбуждении дела против Щукина и замерзанием топлива Несин был допрошен и по делу замов Тулеева. В возбуждении уголовного дела Несину отказали.

Подсудимый Вернигор заявил, что в день поездки в Кемерово ни Несина, ни Маслова, ни Щукина не видел. «Дату я точно не помню», — робко объяснил Несин. Присутствующий на заседании свидетель Маслов также сказал, что 12 июля ни на каком совещании в 108 кабинете у Щукина не был, обсуждения топлива — не его сфера деятельности, а работал он у себя на девятом этаже без обеда. О том что, машина с Вернигором ушла в Кемерово, ему сказал Несин, либо в коридоре, либо, если сам зашел к нему в кабинет. Щукин всегда проводил в 108 кабинете на первом этаже расширенные совещания, потому что там много места, а для дачи указаний вызывал специалистов в свой рабочий кабинет на девятом этаже.

Судья Александр Вялов огласил показания Несина от 17 ноября 2016 года: «Козлов на следующий день после поездки мне пояснил, что Вернигор и Исайкин конфликтовали с Цыганковым и говорили ему подписать дарственную на 51% акций шахты „Инской“, на что Цыганков им пояснил, что он номинальный директор, у него нет решающего голоса, и он вообще не понимает, что им от него надо. Вернигор и Исайкин пояснили ему, что они много раз так делали, и что за него уже всё решил Щукин. Цыганков утверждал, что не имеет отношения к шахте „Инской“, но они отвечали, что он фигурирует в документах, и поэтому должен все подписать. Указанный конфликт между Вернигором и Исайкиным с одной стороны и Цыганковым с другой стороны продолжался до Новокузнецка».

«Нет, я не помню, чтобы я говорил такие вещи, про конфликт и про дарственную», — не подтвердил свои показания Несин, но подтвердил, что все листы показаний им подписаны. Ничего внятного по поводу того, как «конфликт Цыганкова, Вернигора и Исайкина» появился в показаниях, свидетель пояснить не смог. В итоге Несин остановился на том, что не было конфликта, не было дарственной и не было Щукина и «много раз так делали».

На допрос по делу Щукина Несина вызвали по телефону. Его допрашивали 30−40 минут четыре следователя в новокузнецком ФСБ на Кирова: трое задавали вопросы, один печатал. Во время допроса в кабинет периодически заходили другие «следователи из Новосибирска», «все мужики». Следователи дали ему протокол допроса, и он подписал его, прочитав полстраницы из пяти, потому что думал в это время о телефонных звонках и замороженном топливе.

Константин Крюков, ехавший в машине с Цыганковым, свои прежние показания об отсутствии конфликта в дороге и угроз Цыганкову полностью подтвердил. «После таких заявлений я должен в суд подавать, — возмутился ещё один член экипажа Сергей Исайкин, — была ночь, минут пять-десятьпоговорили, ни о какой передаче акций речи не было, конфликтов не было. За 52 года ни разу не было подобного, „много раз так делали“ — это чушь полная».

Зам по безопасности Маслов рассказал, что у него и Щукина не было конфликта с Несиным в ноябре 2016 года, но были рабочие трудности, когда «Магма ТЭК» поставил некачественное топливо и оно замерзло. На нефтебазе замерзла солярка, которая «оказалась не совсем соляркой».

Щукин после этого сказал Несину, что не хочет с ним работать и выходит из фирмы «Магма ТЭК». «Магма ТЭК» плавно ушла от «ЗапСибУгля» в начале ноября 2016 года, поэтому у Несина возникли проблемы, так как до этого Щукин вложил в «Магма ТЭК» своих 270 млн рублей, которые Несин по сей день не вернул. Несин написал на Щукина и Маслова заявление по 163 ст. УК [ когда Щукину уже был избран домашний арест] в новокузнецкое УФСБ, они его рассмотрели и передали по подследственности новокузнецкому УВД.

Делом занимался дознаватель, который всех опрашивал. Несин утверждал, что Щукин и Маслов вымогали у него акции «Магма ТЭК», чего по словам Маслова быть не могло, потому что «Магма ТЭК» учреждался на деньги Щукина, и Щукин отдал Несину акции, а себе оставил 51%. «В заявлении было написано, что я чуть ли не пытал Максима Юрьевича в кабинете, а он от меня всегда веселый выходил, — показал свидетель. — Я считаю, что Несину кто-то посоветовал написать это заявление и дать ложные показания против нас, чтобы насолить. В итоге они разбились все просто так, в пустоту».

Протокол не читал, показаний не давал, конфликта не было

Временно неработающий Денис Козлов в июле 2016 года был водителем в ООО «Магма ТЭК», его непосредственным руководителем был Максим Несин. Mercedes-Benz GL 350, которым управлял Козлов, принадлежал лично Несину. Обычно по утрам около 7:30 Козлов забирал Несина с ребенком из дома, они ехали в детский сад, а потом по делам.

12 июля днем Несин позвонил на мобильный Козлову со своего мобильного и застал его в кафе, попросил срочно подъехать к офису на Черноморской, 1, там к нему в Mercedes сели Вернигор и Крюков, они втроем поехали в Кемерово. На заправке в Белово подобрали еще одного человека, Исайкина. Mercedes принадлежал лично Несину. Козлов должен был ехать туда, куда укажет пассажир, Крюков сидел с ним рядом, Вернигор с заднего сиденья указывал дорогу и рассказывал всем что-то общее о шахте «Разрез Инской», когда проезжали мимо нее. Подъехали к следственному комитету Кемерова. Все вышли из машины и ушли. Козлов тоже ушел в кафе неподалеку. Через несколько часов все вернулись, сели в машину, Вернигор снова показывал дорогу. Приехали к зданию со смотровой вышкой похожему на СИЗО, подождали полчаса, оттуда вышел незнакомый человек сел в машину на заднее сиденье к Исайкину и Вернигору, поехали обратно в Новокузнецк, пассажиры спокойно общались между собой, велись обыкновенные разговоры о погоде. Никаких вопросов Козлов никому не задавал, потому что его дело — везти, подробностей разговоров в машине не помнит. По дороге он созванивался с Несиным, разговоров о документах с ним не помнит.

В ходе предварительного следствия Козлова допрашивали в Новокузнецке на улице Кирова два следователя, иногда в допросную заходили ещё двое. Они постоянно задавали вопросы: «А об этом были разговоры? А об этом были разговоры? Кто такой Щукин? Кто такой Вернигор? Как они оказались в машине?» Потом следователь ушел перепечатывать рукописный протокол, вернулся, дал Козлову печатный вариант. Козлов «не сильно вникая, пробежал его глазами и подписал».

На втором допросе следователь предложил Козлову провести очную ставку с Вернигором и сказал, что для этого надо поехать в Новосибирск, потому что все подозреваемые находятся в Новосибирске. Поскольку ехать в Новосибирск Козлов не хотел, он подписал предложенный следователем отказ от очной ставки, где было сказано, что подозреваемые угрожают ему и его семье, и поэтому он отказывается от очной ставки с ними.

«Я ещё раз говорю, я протокол допроса свой не читал, — заявил Козлов. — Что там написал следователь, я не знаю. Я пробежал глазами маршрут, откуда и куда я ехал, с кем я ехал».

Вопреки возражениям стороны защиты судья Вялов огласил протокол допроса от 17 ноября 2016 года: «По дороге из Кемерово в Новокузнецк Крюков, Исайкин и Вернигор разговаривали с Цыганковым о „Разрезе Инском“, спрашивали есть ли ещё учредители. Он ответил, что не помнит. Спрашивали есть ли долги у предприятия, сколько добывает угля „Инской“. Вернигор и Исайкин сказали, что у Цыганкова контрольный пакет акций, который он должен будет им отдать путем заключения договора дарения. Цыганков им сказал, что его подпись на данном предприятии ничего не решает, он номинальный владелец, и руководят им другие люди. На что Вернигор сказал: „Ты давай, подписывай бумаги, иначе вернешься обратно. Это не первый раз. Щукин все решит“. Все разговоры были о том же самом: они говорили подписать, он — что ничего не решает».

Козлов обозрел свою подпись в протоколе и сказал: «Я не давал таких показаний, таких разговоров в машине не было».

Несин помнит, что информацию о поездке получил от Козлова. Козлов не помнит, что говорил Несину, но помнит, что не мог говорить про конфликт в машине, потому что его не было.