Потомки репрессированных приводят свои аргументы против памятника, почитатели Сталина — свои.

Мы готовы предоставить возможность высказаться любой стороне. Но пока свою точку зрения выражают только новокузнечане, чьи близкие пострадали от сталинских репрессий в 1930 — 1950 годы.

НИКОЛАЙ ТАШКЕЕВ хорошо известен в городе благодаря своим выступлениям за честные выборы.

Сегодня мы публикуем рассказ о судьбе его семьи.

"Когда я услышал, что мэр Новокузнецка Сергей Кузнецов дал поручение своим подчиненным подыскать место для установки в городе памятника Сталину, я не поверил. Не может быть! Это провокация!

Оказалось, что такие планы давно вынашивает в своей голове руководитель отделения КПРФ Л.В. Бураков, а памятник (цитата Кузнецова) "был бы для него большим подарком".

Вот так, легко, одним росчерком пера переписывается история, и злодей, погубивший миллионы ни в чем не повинных людей, устроивший геноцид собственного народа, превращается в благодетеля.

Вот только три истории о репрессиях 30-х годов.

История первая

Вот этот дом размером 10х6 метров, в котором мы все жили.

Дом построен на хуторе Ложкин (село Карагайское, Челябинская область) примерно в период 1923 — 1929 годов.
На снимке слева направо любимец отца Ваня — на коне. Отец, Михаил Андреевич, Наташа, Виктор, мама, Анна Гервасиевна, Анна (старшая сестра) и Люба. Фотография сделана в 1929 году (примерно, но не позднее).

Со слов покойной матери, после окончания гражданской войны был выделен участок земли, на котором сеяли хлеб, сажали картошку и овощи. Держали хозяйство — три коровы, две рабочие лошади, овец, гусей и кур. Этим жили. Работники были только свои — руки отца, матери, сестер Ани и Любы.

Тут начались слезы, плач и вой, причитания и полнейшая паника. Кое-что из вещей успели собрать, связать в узлы. Всё погрузили в сани и повезли нас от родного дома. Мне было тогда только пять лет, Виктору — три года, Наташе — девять. Так начался старт нашего жизненного пути.

В этой статье 1929 год был объявлен "годом великого перелома в развитии нашего земледелия". Именно эта статья признана большинством историков отправной точкой "сплошной коллективизации". Именно в этой статье Сталин открыто заявил о том, что в стране должно быть ликвидировано кулачество как класс.

Откровенный произвол, беззаконие, надругательства, глумление и издевательства над людьми творились повсеместно.

Справедливость была недостижима.

В 1998 году в Челябинских архивах удалось обнаружить документ — "Протокол № 19 закрытого заседания Президиума Троицкого Окружного Исполнительного Комитета от 21.03.1930 года", в котором сказано: "После тщательной проверки фактически выселенных по округу оказалось, что в районах Магнитном и Верхнеуральском высланы незаконно, вопреки постановлениям ОкрИКа, 12 семей".

Под номером 4 указана наша семья.

Ну, написали, что 12 семей высланы незаконно, и что? Кого-то вернули домой? Перед кем-то извинились? Конечно же, нет.

Как оказалось, уполномоченный ОГПУ Бычков просто дописал фамилию моего отца в уже отпечатанный и утвержденный список на выселение.

Этого оказалось достаточно.

Наутро конвой уже у порога...

Отобрали всё — дом, скотину, вещи, одежду.

Разрешили взять только самое необходимое.

Везли нас на лошадях до Магнитогорска.

Там перегрузили в вагон, оборудованный нарами из мерзлого леса в два этажа. Окна зарешечены, двери закрывались на замок снаружи охраной.

Туалета в вагоне нет. Печка-буржуйка посреди вагона стоит. А дров нет — топить нечем.

Там Виктор (ему было только три года) заболел скарлатиной или корью. Попали мы с ним в больницу, где он и простудил свои железы на щеках. Очень подолгу плакал, прижавшись к окну или стене. Когда приходила мать, она нас видела с улицы через окно.

Когда нас выписали из больницы, всех погрузили на баржу и повезли по реке в Тобольск.

Потом нас перевезли в село Соколовка, так как город Тобольск был переполнен нашим братом (переселенцами).
Есть было нечего. Искали на полях оставшиеся после уборки клубни турнепса и другие овощи. Их и ели.

В мае 1932 года, когда ледоход на реке прошел, нас всех опять погрузили на баржу и повезли до деревни Нижне-Аремзянка. Там был сельсовет. Оттуда на лошадях повезли по таежному бездорожью на поселение — в тайгу, в будущий поселок Ингаир.

Мужики сначала приуныли, а потом начали рубить, пилить и валить лес — готовить площадку для жилья и стали готовить шалаши, в которых поначалу жили.

Одновременно строили бараки. К зиме уже выросли два барака, разделенные тесовыми перегородками на комнаты 2х4 и 3х4, смотря у кого какая была семья.

Жили в бараке. Мужики вручную тяпками разрабатывали землю, корчевали пни, сажали картошку, репу. Вместе с мужиками на раскорчевке леса работала и наша старшая сестра Люба, которая от недоедания заболела водянкой.

Умерла в сентябре 1936 года.

Я пошел в первый класс. Ходить было не в чем. Тканые холщовые штаны и такая же рубаха. На ногах — лапти.

Началась зима. Холодно и голодно стало. Отец с матерью собрали все хорошие и нужные вещи (но без них можно было обойтись) и решили их обменять на хлеб и другие продукты. Отец с вещами ушел из поселка. Очень долго его не было. Мы все беспокоились и каждый вечер ждали его допоздна.

Однажды поздним вечером заскрипели сани под окном. Это вернулся наш спаситель с хлебом. Хлеб ели только по норме. Остальное было прибрано на последующие дни.

Крадучись мы с Виктором взяли булочку хлеба и на постели ночью ели его. А наутро воры были обнаружены по наличию крошек в постели. Мать заболела от истощения и уже лежала на "мертвой" постели.

Отец, очень слабый, работал на раскорчевке пахотной земли. 16 мая 1934 года до обеда он выполнил дневную норму по раскорчевке земли и, обессилевший, упал. Его подняли и привезли домой. Выдали освобождение от работы и дополнительный паек хлеба.

Но это не помогло. В ночь на 18 мая он умер.

Стихотворение написано им в ноябре 1933 года, написано после того, как Осип Эмильевич стал очевидцем страшного голода.

Авторства своего Осип Мандельштам не скрывал и после ареста готовился к расстрелу. Но его отправили в ссылку в Чердынь, а потом разрешили поселиться в Воронеже.

В ночь с 1 на 2 мая 1938 года он был арестован вновь и осужден.

Поэт скончался от тифа в пересыльном лагере Владперпункт (Владивосток).

Тело Мандельштама до весны вместе с другими усопшими лежало непогребённым. Затем весь "зимний штабель" был захоронен.

"Мы живём, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб,
кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина".

И мы с Виктором вынуждены были идти с сумой по деревням — побираться. Идти приходилось тайгой за несколько километров. Каждый день мы приносили кусочки хлеба. Этими кусочками мать поднялась…

В данный момент мы втроем живем со слезами на глазах воспоминаниями о горьком прошлом, о том, как описали и незаконно конфисковали имущество нашего отца, нашей семьи.

О том, как грызли нас комары и таежная мошкара, кусали блохи и клопы, заедали вши.

О том, как ходили с сумой по деревням, грязные и оборванные, гонимые судьбой к взрослению.

О том, в каких муках умерли наш отец и наша старшая сестра Люба. А сейчас и мы доживаем...

История вторая

Когда в начале марта 1930 года нашу семью под конвоем, как преступников, увозили из родного дома в Тобольский район Тюменской области в ссылку, никто и не знал, что практически в тот же день из соседнего села Карагайское в ссылку на Север под Салехард была отправлена и вся семья (семь человек) Василия Андреевича Ташкеева — младшего брата нашего отца.

Василию было 25 лет, его жене Елизавете — 23. Они жили в одном доме с отцом и матерью, и у них уже было трое детей: дочери Анна (5 лет), Клавдия (2 года) и Александра (7 месяцев) — совсем малышка.

Родителям (Андрею и Саломее), соответственно, 66 и 64 года. Не пощадили никого. Отправили всех в ссылку практически без вещей.

Конвоиры глумились: "Там, за хутором вас и расстреляют. Зачем вам какие-то пожитки?"

До Магнитогорска (100 километров) добирались несколько морозных дней. Семимесячную Александру несли на руках. В один из дней Александра умерла. Лиза завернула тельце малютки в свою шаль и просто положила ее на снег рядом с дорогой (разрешили). Пошли дальше? В Магнитогорске всех погрузили в холодный товарный вагон, предназначенный для перевозки скота. Вагон был полностью забит людьми. На двери — замок. Вооруженная охрана. У Лизы на руках две совсем маленькие дочки.

До Тюмени везли очень долго. По многу дней состав просто стоял на станциях.

Холод и голод сделали своё дело. Умерла одна дочь, через несколько суток другая. Тела передавали конвоирам на станциях. А состав ехал дальше на север.

Всех выгрузили из вагонов и переправили в Тобольск — на берег Иртыша. Теперь, чтобы добраться до Салехарда (до места ссылки), нужно было преодолеть еще сотни километров по рекам Иртыш, Обь, Большая Обь. А плыть нельзя — реки подо льдом.

Выход нашли быстро. Всех заперли в православном соборе, поставили охрану и стали ждать, когда реки освободятся ото льда. Из рассказов бабушки Лизы, спецпереселенцев заперли всех в церкви, где они находились несколько суток и нужду справляли там же. А бабушка ждала, когда же их Боженька покарает за то, что они в святом месте спали, ели, опорожняли...

Где-то в мае добрались до конечного пункта — место впадения реки Кушеват в Большую Обь. Совершенно глухое, необжитое место — вокруг тайга. Шурышкарский район, Ямало-Ненецкий округ. До Северного полярного круга 200 километров, а дальше — Северный Ледовитый океан.

В ссылку семья приехала уже без детей.

Родители пытались узнать, где захоронены их дочери, но получали ответы, что места захоронений неизвестны.

Через год от болезней и голода умер отец Василия, Андрей Данилович, за ним следом и мать, Саломея Васильевна. В живых остались только Василий и его жена Елизавета.

Василий работал кузнецом на Салехардском рыбоконсервном комбинате. Работал добросовестно. Сохранилась почетная грамота, которой он был награжден "за достигнутые успехи в социалистическом соревновании в честь 33-й годовщины Октября". Вверху почетной грамоты — портреты Ленина и Сталина и патриотический лозунг: "Труд в СССР — дело чести, дело славы, дело доблести и геройства". Только в 1954 году, после 24-х лет, проведенных в ссылке, после многочисленных прошений об освобождении, им разрешили уехать на родину.

История третья

Апофеозом стали жуткие репрессии 1937 года, которые коснулись, хотя бы косвенно, практически каждого из нас. По всей стране волной катились аресты и расстрелы. Пуль не жалели.

Вот пример. Из архивных документов известно, что Ирина Евдокимовна Каширина, 1825 года рождения (в девичестве — Ташкеева), приходилась бабушкой Николаю и Ивану Кашириным — героям революции, устанавливавшим Советскую власть на Урале.

Николай родился в 1888 году. Участник Первой мировой войны, командарм 2-го ранга. В октябре 1917-го поддержал Советскую власть. Участвовал в формировании первой красноказачьей сотни в Верхнеуральске. Сформировал добровольческий Южный отряд, вел боевые действия против вооруженных формирований А.И. Дутова (1918 год).

В июле 1919-го назначен начальником гарнизона Екатеринбурга; принимал парад войск, взявших город. В феврале 1920-го участвовал в работе I Всероссийского съезда казаков, встречался с В.И. Лениным. С ноября 1920-го командир 3-го кавалерийского корпуса, участвовал в разгроме войск П.Н. Врангеля. Командовал Александровской группой войск при подавлении движения Н.И. Махно.

В 1925 — 1930 годах — помощник командующего Украинским, Белорусским, Московским, Северо-Кавказским военными округами. Член ВЦИК, ЦИК СССР, делегат 11-го съезда РКП(б). Награжден орденом Святого Владимира IV степени, Святой Анны II, III, IV степени, Святого Станислава II и III степени; двумя орденами Красного Знамени, почетным революционным оружием, золотыми часами с надписью: "Герою Урала от ВЦИК".

Иван родился в 1890 году. Военный и государственный деятель, участник Первой мировой войны. С апреля 1917 года — член партии большевиков. Председатель станичного Совета. В июне 1918 года избран председателем Верхнеуральского уездного исполнительного комитета Совета. С сентября 1918-го по март 1919го командир 2-й бригады 30-й стрелковой дивизии. С 1920 года — нарком внутренних дел и председатель ЧК Башкирской АССР.

С июня 1921 года возглавлял органы ЧК и ОГПУ в Саратове, Карелии, Приволжском округе, Казахстане, Нижневолжском крае. В 1931-м — начальник Главного управления милиции ОГПУ. Был членом ВЦИК и ЦИК СССР, делегатом XIV, XV, XVI съездов ВКП(б). Награжден орденом Красного Знамени, знаком "Почетный чекист".

В 1937 году оба брата Каширины были расстреляны.

Заодно расстреляли и их отца, Дмитрия Ивановича Каширина, — школьного учителя.

В 1957 году всех реабилитировали.

В советское время в городе Верхнеуральске (Челябинская область) на горе Извоз поставлены памятники героям революции братьям Николаю и Ивану Кашириным.

А искажать историю, пытаться ее обелить и приукрасить недопустимо. Особенно сейчас — в такое непростое время, когда требуется полная консолидация и единение общества.

Считаю, что установка в Новокузнецке памятника Сталину вызовет только раздражение и разобщение в обществе. Этого нельзя делать.