Нравственные страдания, потерю аппетита, бессоницу, досмотр, честь и доброе имя потерпевший по делу замов Тулеева Антон Цыганков оценил в 24 млн рублей и распределил ущерб между подсудимыми в гражданском иске. Столько же в 2016 году получили из фонда "Милосердие" в качестве материальной помощи все 800 работников принадлежавшей Цыганкову шахты "Разрез Инской". Судя по указанным в иске суммам, больше всего страданий причинили Цыганкову угледобытчик Щукин и экс-глава кузбасского СК Калинкин. В деталях иска попробовала разобраться Тайга.инфо.

Признанный потерпевшим по уголовному делу замов Тулеева Антон Цыганков, который более трех лет находится под защитой государства, 7 июля 2020 года заявил в Центральный суд Кемерова гражданский иск о компенсации морального вреда.

"Имея статус адвоката, я никогда не предполагал, что в России возможно подобное беззаконие", — говорит в иске потерпевший Цыганков. 15 ноября 2016 года в заявлении, по которому было заведено уголовное дело, Цыганков же пишет: "Мне был известен пример подобного беспредела со стороны руководителей администрации Кемеровской области и правоохранительных органов…"

В иске Цыганков подробно изложил картину событий 11−13 июля 2016 года. Приведем ее без изменений, соотнося с показаниями свидетелей, которые были заслушаны в суде.

Фактические обстоятельства дела, в результате которых мне был причинен моральный вред, заключаются в том, что 11.07.2016 г., приблизительно в 17.30 часов, ко мне домой пришли двое мужчин в штатском, которые представились сотрудниками полиции и предъявили удостоверения сотрудников полиции. Данные лица предложили мне проехать с ними на их автомобиле к следователю Следственного комитета, который якобы располагался в г. Новокузнецке по ул. Рудокопровая, 30. Когда мы приехали по указанному адресу из здания вышли еще двое мужчин в штатском, которые тоже представились как сотрудники полиции и сказали, что я должен проехать с ними к следователю Следственного комитета в город Прокопьевск. Фактически меня повезли в г. Кемерово.

О доставке Цыганкова из Новокузнецка в Кемерово рассказывали 6 свидетелей: Алексей Алпаткин, Алексей Долбня, Иван Зотов, Вячеслав Рыжков, Вячеслав Усков, Александр Эрфурт. Эрфурт приказал Рыжкову, Рыжков приказал Долбне и Зотову, они привезли Цыганкова в новокузнецкое УМВД, откуда Алпаткин и Усков доставили Цыганкова в кемеровское СУ СКР. В машине Цыганков, отвечая на вопросы Долбни и Зотова, предположил, что его вызывают в связи с невыплатой заработной платы.

Приблизительно в 21.00 час 11.07.2016 г. меня доставили в Управление Следственного комитета России по Кемеровской области г. Кемерово, ул. И. Островского, 13 к старшему следователю второго отдела по расследованию особо важных дел следственного управления Следственного комитета России по Кемеровской области Шевелеву А. Ю.

Следователь сообщил мне о том, что в его производстве находится уголовное дело, возбужденное 11.07.2016 г. по факту совершения преступления, предусмотренного ст. 201 ч. 2 УК РФ, и он должен допросить меня в качестве подозреваемого в рамках указанного дела. От дачи показаний я отказался, сославшись на ст. 51 Конституции РФ.

После данного разговора со следователем, последний вышел из кабинета и пошел советоваться со своим руководством на предмет того, что делать со мной дальше. После возвращения в кабинет, следователь сообщил мне, что в отношении меня руководством принято решение о задержании в порядке ст. 91 УПК РФ. Данное решение было принято даже вопреки моим возражениям относительно того, что я являюсь спец. субъектом (действующий адвокат) и не являюсь субъектом преступления, предусмотренного ст. 201 УК РФ, исходя из требований примечания к данной статье.

Кроме того, следователь прямо дал мне понять, что на следующий день меня, скорее всего, доставят в его кабинет для проведения следственных действий, каких именно следственных действий, следователь не указал. Поэтому следователь предложил мне оставить у него в кабинете (в сейфе) мои личные вещи, чтобы я их не увозил в изолятор временного содержания в г. Кемерово (далее — ИВС). Исходя из этого, у меня появилась полная уверенность, в том, что меня доставят к следователю на следующий день для какого-либо общения.

11.07.2016 г., приблизительно в 23.00 часа, я был доставлен в ИВС конвоем полиции.

Свидетелем первой встречи Цыганкова и Шевелева была дежурный адвокат Ксения Киреева, от ее помощи Цыганков отказался.

12.07.2016 г., приблизительно в 11.30 часов меня конвоировали из ИВС в кабинет следователя, якобы для проведения следственных действий. Фактически никаких следственных действий следователь со мной не проводил. Следователь встретил меня в своем кабинете, предложил присесть за стол и вышел из кабинета. Через некоторое время в кабинет следователя вошли заместитель губернатора Кемеровской области по угольной промышленности и недропользованию Данильченко Александр Владимирович, заместитель губернатора Кемеровской области по координации работы правоохранительных органов и органов военного управления Иванов Алексей Владимирович, начальник департамента административных органов Кемеровской области Троицкая Елена Александровна и заместитель главы второго отдела по расследованию особы важных дел Следственного комитета России по Кемеровской области Крюков Сергей Михайлович.

Указанные лица, за исключением Крюкова С. М., начали меня принуждать к тому, чтобы я передал принадлежащие мне акции АО «Разрез Инской» (далее — акции) тем лицам, на которых они укажут, в противном случае в отношении меня будет избрана мера пресечения — заключение под стражу. При этом было определенное распределение ролей у данных лиц.

Свидетелями этих обстоятельств был отряд конвоя: Сергей Ветчанов, Сергей Павлов и Олег Пучков. Все они утверждали в зале суда, что после того, как Шевелев вышел из кабинета, в кабинет вошли трое: Иванов, Данильченко, Троицкая. О том, что в кабинете находился следователь Сергей Крюков, не упоминал ни один свидетель. «Альтернативы: сделай это и будешь отпущен ни от кого не звучало, все сидели, культурно общались», — говорили все конвоиры, они ни на минуту не оставляли Цыганкова одного, а Сергей Павлов находился с ним в сцепке. Также конвоиры отрицали оказание какого-либо давления на Цыганкова, речь шла о том, как будет погашаться заработная плата, как предприятие будет выходить из сложившейся ситуации с отсутствием добычи угля.

Самую активную позицию по угрозам в мой адрес, в части заключения под стражу, если я не соглашусь на предъявляемые условия, занял Иванов А. В. Непосредственно именно он указывал на то, что в случае, если не соглашусь на их условия по отчуждению акций, то в отношении меня будет принята мера пресечения в виде заключения под стражу. Роль же Данильченко А. В. заключалась в обосновании технической позиции того, что шахта еще полгода не сможет добывать уголь. Троицкая Е. А. исполняла роль по организации процесса передачи акций, что и было подтверждено вещественными доказательствами в рамках данного уголовного дела. В частности Троицкая Е. А. поддерживала речь Иванова А. В. и Данильченко А. В, о том, что мне необходимо произвести отчуждение акций. Кроме того Троицкая Е. А. договаривалась с нотариусом о нотариальном оформлении доверенности по дарению акций. Данное обстоятельство нашло свое подтверждение в рамках уголовного дела № 1−366/2018 по обвинению нотариуса Верновой О. П, в совершении преступления, предусмотренного ст. 202 ч.1 УК РФ.

Обращаю внимание суда на то, что в рамках уголовного дела № 1−366/2018 с Верновой О. П. в мою пользу было взыскано 100 000 рублей в качестве возмещения морального вреда в рамках гражданского иска. При этом, роль Верновой О. П. в вымогательстве у меня акций была менее значительная, чем у подсудимых в рамках данного уголовного дела. Кроме того, обращаю внимание суда на то обстоятельство, что Вернова О. П. неоднократно извинилась передо мной за совершенное ей правонарушение.

«Если бы у меня хоть на один процент из ста появилось сомнение в том, что он не желает этого делать, я бы никогда не сделала [нотариальное] действие. У меня и мысли не было в том отношении, чтобы я могла, заведомо зная то, что он вынужденно это делает, совершить нотариальное действие. Я бы никогда этого не сделала», — утверждала в зале суда нотариус Ольга Вернова. В разговор Цыганкова с Верновой, по ее словам, никто не вмешивался, на его волю повлиять никто не мог, Цыганков был спокоен, время не тянул и волю свою излагал четко и адекватно, никаких угроз в отношении Цыганкова ни с чьей стороны не было.

Я осознавал, что угрозы со стороны Иванова А. В., которые явно поддерживали Данильченко А. В. и Троицкая Е. А., являются реальными, так как в данном вопросе замешаны такие высокопоставленные лица и сотрудники Управления Следственного комитета России по Кемеровской области, и непосредственно руководитель Следственного комитета России по Кемеровской области Калинкин Сергей Николаевич.

Мне ничего не оставалось, как соглашаться на предъявляемые условия, в противном случае, я реально полагал, что в отношении меня будет избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. В тот момент я больше думал о своих родных и близких, нежели чем о том, как бы сохранить принадлежавшие мне акции. Я переживал о том, что заключение под стражу отрицательно скажется на моей деловой репутации, о том, что это отрицательно скажется на здоровье моих родителей, которые проживали в другом регионе и в реальном режиме не имели со мной какого-либо контакта для того, чтобы я их мог успокоить каким-либо образом, кроме того, в виду инвалидности отца, ему нельзя волноваться.

Я согласился на отчуждение принадлежащих мне акций на условиях, которые предложит лицо, которое пригласят присутствующие представители Администрации Кемеровской области. И через 3−4 часа в кабинет следователя вошел Вернигор Г. И. и Крюков Константин, которых мне представил Иванов А. В. как представителей лица, которому я должен произвести отчуждение акций. Я ранее знал Вернигора Г. И. как юриста Щукина А. Ф. и сразу понял, что интересантом по принадлежащим мне акциям является именно Щукин А.Ф.

Вернигор Г. И. сразу дал мне понять, что о договоре купли-продажи акций не может быть и речи, только дарение, иначе он собирается и уезжает, а я остаюсь в той же ситуации, что и сейчас. Я был вынужден согласиться на данные условия, после чего в кабинет вошла нотариус Вернова О. П., которая занялась оформлением доверенности. Проект доверенности мне в кабинет следователя заносил Вернигор Г. И., который при мне правил указанный проект, по поводу изменений в проект доверенности Вернигор Г. И. спрашивал у меня лишь формально.

Эти события в показаниях описал Константин Крюков: «Цыганков понял, что знает Вернигора и стал рассказывать ему, что шахта, контрольным пакетом акций которой он владеет, не выплачивает зарплату шахтерам. Крюков процитировал слова Цыганкова: „Я не думал, что я как адвокат могу попасть в такую ситуацию“. Из разговора Крюков понял, что они с Вернигором приехали в СК по просьбе Цыганкова. Цыганков сумбурно говорил про зарплаты, варианты отчуждения, комбайны, социальную напряженность, продажу акций. Звучали суммы 16 млн рублей, 20 млн рублей, какие-то залоги. Цыганков говорил, что у него нет денег на зарплату. Рассказывал, что у них в ЗАО используется преимущественное право покупки акций. Вернигор сказал, что существует вариант дарения акций. Цыганков попросил времени на раздумья».

После оформления документов по отчуждению акций в кабинет следователя заходил заместитель руководителя следственного управления Следственного комитета России по Кемеровской области Ткач Алексей Анатольевич, который указал мне на то, что я должен полностью выполнять все, что указывает мне Вернигор Г. И. в части дальнейшего оформления отчуждения акций.

Алексей Ткач, давая показания, отвечал на вопрос стороны защиты: «Как утверждал Цыганков, вы говорили: „Если ты откажешься от сделки, то у тебя будут проблемы“. Вы говорили это?» «В этой части [Цыганков] лгал», — заявил суду Ткач.

Затем, меня приблизительно в 22.00 часов отконвоировали обратно в ИВС, откуда впоследствии освободили. Я доехал до г. Новокузнецка на автомобиле, на котором приехал Вернигор Г. И., так как других вариантов добраться до дома у меня не было, автобусных рейсов в это время уже нет, на такси — у меня не было с собой денег. Таким образом, я был вынужден унижаться и просить отвезти меня в г. Новокузнецк Вернигора Г. И. Во время движения в г. Новокузнецк, Вернигор Г. И. сказал мне, чтобы я пришел к нему в офис на следующий день в 10.00 часов для дальнейшего оформления документов.

В автомобиле до Новокузнецка ехали пятеро: Антон Цыганков, Геннадий Вернигор, Константин Крюков, Сергей Исайкин и водитель Денис Козлов.  В машине, по показаниям свидетелей Цыганков выглядел спокойным, общались на посторонние темы и еще в СК спокойно спросил, довезут ли его до Новокузнецка, так как у него нет денег, в чем ему не отказали.

13.07.2016 г. приблизительно в 9.30 часов я вышел из дома для того, чтобы проследовать в офис Вернигора Г. И. В данный момент я опасался за свою жизнь. Я полагал, что после того, как я подписал доверенность на отчуждение акций, я, по сути, уже не нужен ни органам следствия, ни администрации Кемеровской области, ни Щукину А. Ф. и им выгодно меня каким-либо образом устранить для того, чтобы я не стал отзывать доверенность или оспаривать сделки, которые могли быть совершены с акциями впоследствии.

В данный момент я испытывал дикое чувство опасности и безысходности, так как попал в ситуацию, где на меня в Кемеровской области давили со стороны администрации Кемеровской области и «бизнес элиты», при этом обращаться в правоохранительные органы Кемеровской области было бессмысленно, так как все это давление сопровождалось именно при поддержке правоохранительных и следственных органов Кемеровской области.

Опасаясь за свою жизнь, я дистанционно заранее завел принадлежащий мне автомобиль и после определенного времени направился в офис Вернигора Г. И.

В офис Вернигора Г. И. я приехал в 10.00 часов. Вернигор Г. И. начал мне говорить о необходимости подписания еще ряда документов для оформления перехода прав на акции. При этом Вернигор Г. И. с кем-то советовался по данному поводу по телефону, на предмет как это сделать правильно, чтобы никто не смог оспорить данную сделку.

Приблизительно в 11.00 часов в кабинет Вернигора Г. И. зашел Щукин А. Ф. Разговаривал он со мной крайне пренебрежительно, сказал, чтобы я подписывал все документы, которые подготовит Вернигор Г. И., а он якобы, компенсирует мне убытки, которые я понес в период владения акций, при этом ни о какой купле-продаже акций речи быть не могло. В словах Щукина А. Ф. о компенсации убытков я очень сильно сомневался, поэтому он дал кому-то команду передать мне 1 000 000 рублей в счет компенсации убытков, а остальное потом.

13.07.2016 г. я весь день провел у Вернигора Г. И., где был вынужден подписывать документы связанные с отчуждением акций, которые готовили юристы Вернигора Г. И. Кроме того, ездили с Вернигором Г. И. к нотариусу для подписания доверенностей, связанных с другими схемами по отчуждению акций.

После подписания 13.07.2016 г. всех документов, связанных с отчуждением акций я поехал домой. В этот момент у меня еще больше усилилось мнение о том, что меня могут каким-либо образом устранить. Я испытывал тяжелые моральные и нравственные страдания. Поэтому, 1 000 000 рублей, который мне передали представители Щукина А. Ф., я сразу перечислил на счет родителей и взял билеты для того, чтобы уехать из региона.

О событиях 13 июля суду рассказали очевидцы: Иван Поворознюк, Евгения Шохирева, Анастасия Лучникова, Константин Крюков и Наталья Карагеоргий. Арбитражный управляющий Иван Поворознюк и юрист Евгения Шохирева присутствовали в кабинете Вернигора и обсуждали с ним и Цыганковым варианты заключения сделки по отчуждению акций. Оба они утверждают, что Цыганков «с позитивной точки зрения вносил свою лепту в обсуждение купли-продажи», угощался шоколадками и пил чай. О присутствии в кабинете Щукина никто не упоминал. Крюков лично передавал Цыганкову один миллион рублей.

Через несколько дней мне позвонил Вернигор Г. И. и сообщил, что мне необходимо приехать к нему в офис. Я приехал в офис Вернигора Г. И., где он сказал мне о том, что Щукин А. Ф. отказывается забирать у меня шахту и о том, что уничтожит все подписанные мной документы по отчуждению акций после того, как я верну 1 000 000 рублей.

С этого момента я почувствовал небольшое облегчение. Понял, что опасность со стороны Щукина А.Ф. мне больше не грозит, но оставалась еще опасность со стороны представителей Администрации Кемеровской области, правоохранительных и следственных органов. Поэтому я срочно улетел из региона.

Обращаю внимание суда на то, что в период расследования по данному делу в мой адрес поступало несколько телефонных звонков от людей, которые хотели со мной встретиться и поговорить о судьбе уважаемых людей, которые находились под следствием. Но дальше звонков дело не зашло, но это обстоятельство также отрицательно сказывалось на моем моральном благополучии.

Дальше Цыганков сообщает суду, что 12 декабря 2016 года СКР прекратил его уголовное преследование, дело и известил о праве на реабилитацию. Правом этим пострадавший воспользовался и отсудил в Анапском городском суде в свою пользу 200 000 рублей «в рамках реабилитации и за вред причиненный неправомерными действиями со стороны государства». Кроме государства, по мнению Цыганкова, рублем должны ответить все подсудимые. Вклад каждого из них в свои страдания потерпевший описал подробно.

Вернигор Геннадий Иванович — в результате его неправомерных действий мне были причинены нравственные страдания, которые выразились в моральном давлении на меня с целью подписания документов, связанных с оформлением перехода права собственности на принадлежащие мне акции. В период общения с Вернигором Г. И. я отчетливо понимал, что от его слов и действий зависит мое будущее (буду я на свободе или нет). Таким образом, он подавлял, в совокупности с рядом других обстоятельств, указанных выше, мою личность.

Данильченко Александр Владимирович— в результате его неправомерных действий мне были причинены нравственные страдания, которые выразились в моральном давлении на меня с целью отчуждения принадлежащих мне акций в кабинете следователя, в то время, как я уже был морально подавлен после проведения ночи в ИВС. Своим участием в процессе вымогательства, Данильченко А. В., занимая должность заместителя губернатора Кемеровской области, подорвал в моем понимании авторитет региональной власти. Я не ожидал и не мог предвидеть, что в Кемеровской области возможно подобное вымогательство со стороны администрации Кемеровской области.

Иванов Алексей Владимирович — в результате его неправомерных действий мне были причинены нравственные страдания, которые выразились в моральном давлении на меня с целью отчуждения принадлежащих мне акций в кабинете следователя, в то время, как я уже был морально подавлен после проведения ночи в ИВС. Своим участием в процессе вымогательства, Иванов А. В., занимая должность заместителя губернатора Кемеровской области, подорвал в моем понимании авторитет региональной власти. Я не ожидал и не мог предвидеть, что в Кемеровской области возможно подобное вымогательство со стороны администрации Кемеровской области. Обращаю внимание суда на то, что Иванов А. В. занимал самую активную позицию, направленную на принуждение меня к отчуждению акций, данное обстоятельство нашло свое подтверждение в материалах дела (доказательства по делу). Иванов А. В. оказывал на меня психологическое давление в течение всего дня 12.07.2016 года, практически постоянно находился со мной для контроля за моим поведением.

Калинкин Сергей Николаевич — в результате его неправомерных действий мне были причинены нравственные страдания, которые выразились в том, что я абсолютно точно осознавал, что все действия, которые проводятся со мной, следователем полностью согласованы с руководителем Следственного комитета России по Кемеровской области, что нашло свое подтверждение в материалах уголовного дела. Именно по поручению Калинкина С. Н. было возбуждено уголовное дело, по его поручению я был задержан и помещен в ИВС, по его указанию была организована противозаконная встреча представителей администрации Кемеровской области. В результате неправомерных действиях Калинкина С. Н. мне был причинен вред достоинству лично — имея статус адвоката, я никогда не предполагал, что в России возможно подобное беззаконие, когда я, как квалифицированный юрист, понимая всю абсурдность происходящего, несмотря на действующие нормы права, подвергаюсь незаконному уголовному преследованию. Из-за неправомерных действий Калинкина С. Н. я был лишен конституционного права на свободу передвижения — фактически я был незаконно лишен свободы передвижения с 11.07.2016 г. по 12.07.2016 года. Кроме того, я до настоящего момента продолжаю опасаться за свою жизнь, данные выводы я делаю с учетом того, что ранее Калинкин С. Н. занимал должность руководителя Следственного комитета России по Кемеровской области и у него сохранились связи как с сотрудниками правоохранительных органов и следственных органов, так и с представителями криминального мира.

Отметим, что Цыганков и Калинкин, как установил суд, лично до начала процесса не встречались.

Крюков Сергей Михайлович — в результате его неправомерных действий мне были причинены нравственные страдания, которые выразились в давлении на меня в процессе вымогательства акций, а именно Крюков С. М. присутствовал в кабинете в период общения представителей Администрации Кемеровской области со мной 12.07.2016 года. При этом Крюков С. М., как сотрудник Следственного комитета России по Кемеровской области не предпринимал никаких действий, направленных на предотвращение преступления по вымогательству, а так же не препятствовал процессуальным нарушениям при проведении следственных действий, для совершения которых я, якобы, и был доставлен в кабинет Следователя 12.07.2016 года. Таким образом, Крюков С. М. заставил меня сомневаться в правоте действий органов следствия и подорвал мое отношение к системе следственных органов России, что автоматически вызывает правовой нигилизм.

Троицкая Елена Александровна — в результате ее неправомерных действий мне были причинены нравственные страдания, которые выразились в моральном давлении на меня с целью отчуждения принадлежащих мне акций в кабинете следователя, в то время, как я уже был морально подавлен после проведения ночи в ИВС. Своим участием в процессе вымогательства, Троицкая Е. А., занимая высокую должность заместителя губернатора Кемеровской области, подорвала в моем понимании авторитет региональной власти. Я не ожидал и не мог предвидеть, что в Кемеровской области возможно подобное вымогательство со стороны администрации Кемеровской области.

Шевелев Артемий Юрьевич — в результате его неправомерных действий мне были причинены нравственные страдания которые выразились в моем неправомерном задержании, несмотря на то, что я указывал ему о том, что не являюсь субъектом правонарушения по вменяемой мне статье. При этом Шевелев А. Ю., как сотрудник Следственного комитета России по Кемеровской области не предпринимал никаких действий, направленных на предотвращение преступления по вымогательству, а так же не препятствовал процессуальным нарушениям при проведении следственных действий, для совершения которых я, якобы, и был доставлен в кабинет следователя 12.07.2016 года. Таким образом, Шевелев А. Ю. заставил меня сомневаться в правоте действий органов следствия и подорвал мое отношение к системе следственных органов России, что автоматически вызывает правовой нигилизм.

Щукин Александр Филипович — в результате его неправомерных действий мне были причинены нравственные страдания, а именно, при нашей с Щукиным А. Ф. встрече 13.07.2016 г. последний вел себя надменно, оказывал эмоциональное давление на меня, разговаривал с позиции силы и давал понять, что теперь деваться от него некуда и что я буду делать то, что он мне скажет. Кроме того, о методах работы Щукина А. Ф. ходит много слухов и я реально опасался за свою жизнь после того, как подписал все необходимые для Щукина А. Ф. документы. Я и по сей день опасаюсь за свою жизнь.

Обращаю внимание суда на то, что ни один из подсудимых ни их представители до настоящего момента не извинились за совершенное в отношении меня преступление и не предпринимает никаких попыток, связанных с примирением.

В итоге, потерпевший Цыганков потребовал взыскать с подсудимых в свою пользу 24 млн рублей в качестве компенсации морального вреда.

С Данильченко, Крюкова, Троицкой и Шевелева по 1 млн, с Вернигора — 2 млн, с Иванова — 3 млн, с Калинкина — 5 млн, со Щукина — 10 млн рублей. Так, самые крупные суммы потерпевший потребовал с Калинкина и Щукина, хотя его личную встречу с ними пока не подтвердил ни один участник процесса.