А до того он лет пятьдесят владел умами. А потом его дочери - писаные красавицы Марианна и Анастасия.
Мне больше нравилась Марианна. А вам?
 
Анадысь мои ездили в Крым. Я не поехал, но в голове завертелось нечто пряно-романтическое и курортное. Гражданин Вертинский вертится
 
Над розовым морем вставала луна.
Во льду зеленела бутылка вина...
 
Бывает воочию розовое море? Может быть, когда ярок закат, предвещающий ветреную погоду. И луна на фоне заката? Сумнительно. Но красиво.
Ещё в этом духе "Прощальный ужин":
 
Сегодня томная луна
Как пленная царевна...
 
Давным-давно на продавленном редакционном диване мы играли в шахматы и пели песни. Вертинского, представьте себе. Оказалось, что Толя Шишкин был обладателем нескольких дисков Вертинского, изданных для советских патефонов.
 
Мадам, уже падают листья
И осень в смертельном бреду.
Уже виноградные кисти
Желтеют в забытом саду...
 
Ошеломительный Вертинский упал на голову после всяческих советских бардов. После бормочущего Окуджавы, после хрипучего Высоцкого, после мужественного Визбора - вдруг жеманный Вертинский. Под аристократический рояль, а не под дворовую либимицу гитару и с нереальным произношением - грассировка и питерское "шч" вместо радиодикторского "щ":
 
Мы пригласили тишину
На наш проШЧальный ужин...
 
При Советах Вертинский как бы был и его как бы не было. Он разъезжал по стране и, говорят, пел в Кемерове - в старом, давно сгоревшем цирке на углу Советского проспекта и улицы Кирова.
Выходили его пластинки. Но не приветствовались. Ярослав Смеляков заклеймил реэмигранта в ярких стихах:
 
Гражданин Вертинский
вертится. Спокойно
девочки танцуют
а`нглийский фокстрот.
Я не понимаю,
что это такое,
как это такое
за сердце берёт?
 
И дальше, мол, не надо комсомолкам слушать Вертинского, а то не дай Бог чего.
Но они слушали. И мы тоже. Вертинский пел о чём-то утраченном, несбывшемся и не имевшем шансы сбыться. Ну, вот, как у Блока:
 
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как небо, аи...
 
Ну, какие чёрные розы, какое аи, когда на дворе брежневская эпоха и то нитки исчезнут, то иголки, а во дворах бочки и разливуха, которую нежно зовут "кислушкой".
А этот про "аи".
И туда же Вертинский, "элегантный, как рояль", со всеми на вы, даже с проститутками
 
Вы сегодня нежны,
Вы сегодня бледны,
Вы сегодня бледнее луны...
Вы читали стихи,
Вы считали грехи,
Вы совсем как ребенок тихи
 
В 1970 году вышел диск-гигант Вертинского на фирме "Мелодия". Я его затёр до дыр. В этот год меня забрали в армию. В самые гнусные войска, какие только бывают на свете - в конвойные. Я ехал в поезде, нас было человек двадцать, под присмотром "покупателя" - товарища капитана, в голове вертелся Вертинский - и тоска на сердце висела камнем.
 
Это осень меняет кочевья.
Это кто-то уходит навек.
Это травы, цветы и деревья
Покидает опять человек.
 
Ничего от тебя не осталось.
Только кукла с отбитой ногой.
Даже то, что мне счастьем казалось,
Было тоже придумано мной.
 
Но всё на свете имеет свойство когда-нибудь кончаться. Во внутренних войсках я почти что прижился - служил в дивизионной газете на должности корректора, случалось, получал штрафные баллы за прегрешения, но в итоге всё равно вышел паинькой и даже домой меня отправили первой партией...
 
Пришёл с поезда в родительский дом, скинул шинель и сапоги, влез в тёплые, с припечка, валенки и поставил пластинку Вертинского, такого манерного, ненашего, совершенно ни на кого вокруг не похожего, не вписывающегося никоим боком в окружающий быт, далёкого, как та луна над розовым морем...