Оцените уровень свежих увольнений и назначений в театральной сфере, о них объявлено 29 июня.

От художественного руководства освобождены Иосиф Райхельгауз (на фото вверху), "Школа современной пьесы", Алексей Агранович, "Гоголь-центр", Виктор Рыжаков, "Современник".

За каждой личностью — свой сюжет. Хоть все они покрыты слоями одной вязкой идеологической тины.

Самый прозрачный случай — Иосифа Райхельгауза, основателя и автора идеи Театра современной пьесы.

На его счету с февраля — увольнение Марата Башарова, поддержавшего "военную спецоперацию"; высказывания об Одессе, родине, которой не изменяют, не те ноты в комментариях к происходящему. Тут же выяснилось: "развалил театр".

Погашен долг по делу "Седьмой студии"? Снят новый фильм и представлен в Каннах? Делаются заявления за ныне ненавистным "бугром"? Стереть память о сценической биографии, уничтожить сам прецедент театральной вольности.

Впрочем, судьба его, кажется, была решена в день ареста художественного руководителя; три года, что длился процесс казалось, что будущее этого театра колеблется на весах закулисного правосудия, но до поры незримые регуляторы не хотели резких движений.

СВО стала не только катализатором решений в сфере культуры, но и резким усилителем вкуса пепла во всех глотках, что не поют "Осанну" происходящему.

Агранович ситуацию спасти не мог, возможно, и не пытался.

Наконец — "Современник".

Почему-то вспоминается говорящий жест Гармаша перед выходом на сцену, где стоял гроб с телом Галины Волчек. Сергей Леонидович в кулисах (было видно с моего места в зале) деловито, по-хозяйски подтянул брюки: дескать, "Современник" — мой.

И вдруг оказалось: триумф отложен.

К тому же в театре работает Ахеджакова. Человек, чья позиция в соединении со всенародной популярностью и природной прямотой — серпом по нежным местам власть предержащих.

Всякое лыко тут в строку: и спектакль "Первый хлеб" с ахеджаковской ролью, и возмущённые им "ветераны". А главное — подпись Рыжакова под антивоенным письмом худруков.

Ну, а теперь — апофеоз: кого назначили, кто именно персонифицирует курс на эффективность и лояльность.

Знаковый выбор.

Хоть бы одно театральное событие за биографию — хотя бы один спектакль, не подернутый коммерческим расчетом?

Ни единого. Астрахан — человек во всех отношениях умелый. И пьесы ставит, и кино снимает, и публику знает, как ублажить, и вхож.

Но главное: точно не будет рассказывать миру про своё не такое, как надо, отношение к СВО.

Ему почти хочется сочувствовать. Как человек, который ни разу в жизни не руководил театром, мог согласиться пойти в "Гоголь-центр"? С его крутой, избалованной успехом труппой, с его уже отвердевшими в бронзу борьбой и достижениями?

Тут величины принципиально другие, но каркас ситуации схожий. Нельзя вставать на сторону сильного в подобных обстоятельствах, нельзя брать на себя роль "спасителя" ситуации — не простят ни актёры, ни зрители, ни история.

Во времена, когда у него была самая сильная труппа в стране, когда работали Ефремов, Евстигнеев, Гафт, Даль, Кваша, Табаков — был худсовет. Большинство протоколов до сих пор закрыты. Ещё живы участники событий, воспоминающие ту сыворотку правды с неслабеющим ужасом.

Чего же ждать от "Современника" сегодняшнего? Возвращения Гармаша, надо полагать. Худсовет, скорее всего — лишь форма перехода. К ещё одному очередному актерскому правлению.

"Военная спецоперация" стремительно изменила атмосферу общества.

Битва не кончилась, а театральный пейзаж уже — после неё. Москва прямо сейчас, на наших глазах перестаёт быть театральной столицей страны: Туминаса нет, Крымова нет, Карбаускиса нет, непонятно, есть ли Бутусов, Женовач оттеснён на второй план.

Когда-то Булгаков писал, что власть двадцатых годов в советской печати сознательно поощряла агрессию, поощряла ненависть. Потому что общество, дышащее ненавистью, расколото и бессильно.

Сегодня — электронное повторение в виде телеграм-каналов, якобы, о театре. Там зверино ненавидят культуру, ее творцов, манипулируют, лгут. Будто охранка стала выпускать установочные бюллетени: уволить каждого, кто не поддерживает, стереть в порошок всех, кто уехал, оболгать всех, кому завидуешь.

И как советские газеты, (которых советовал никогда не читать профессор Преображенский), отражали лицо советской власти, так сегодняшние сетки — светлый лик заказчиков.

А на нем мучительные вопросы. Ну, а собственно — зачем театр? А главное: зачем так много театров? Ведь в театре толпа становится народом, а вот это как раз незачем.

Но в театре все ещё есть зрители, которые на стороне свободы, а не СВО; но само время тысячами голосов ответило на вопрос, возможна ли поэзия после Освенцима, но с начала веков театр как инструмент человеческого самопознания пережил множество спецопераций.

Переживет и эту.